Современная отечественная историческая наука с начала 1990-х годов переживает глубокий методологический кризис. После 1991 года наметилась тенденция к отходу от марксистско-ленинской методологии и к установлению методологическо – концептуального плюрализма. Это привело к тому, что для отечественных исследователей стали доступны русские переводы работ зарубежных историков, которые стоят на различных, порой совершенно отличных друг от друга, методологических позициях, что позволяет говорить об их принадлежности к различным историческим школам – школе “анналов”, микроистории и т.п.

Одной из таких школ является психоистория. Данное направление, возникшее в США, практически не известно в нашей исторической науке. Это можно объяснить несколькими причинами. Известно, что в 1990-е годы внимание российских историков привлекали те зарубежные направления, которые могли иметь практическое значение их собственной области: например, медиевисты обратились к “школе анналов”, исследователи нового времени – к микроистории. На обращение к психоистории у них просто не оставалось времени. Кроме этого, психоистория была известна гораздо меньше чем, например, “школа анналов”. Известно, что русский перевод книги одного из основоположников психоистории, Ллойда де Моза, увидел свет лишь в 2000 году.¹

В данной статье мы предпримем попытку рассмотреть теоретические и некоторые конкретно – исторические концепции психоисторического направления в исторической науке. Выяснить что нового вносят психоисторики в современную историческую науку. Кроме этого мы попытаемся рассмотреть возможность применения выводов психоисториков и их метода научного познания для изучения отечественной истории и других направлений исторической науки.

В складывании идейно-теоретических установок психоистории значительную роль сыграл фрейдизм. Особенно сильно влияние этого учения на психоисторию в США, которые, по словам Х. Шульце, пережили “победный марш фрейдизма”.²

В формировании психоисторических концепций приняли участие и сами основоположники фрейдизма. Тенденция к этому, например, проявилась в последние годы жизни Зигмунда Фрейда, который в соавторстве с У. Буллитом опубликовал книгу “Вудро Вильсон. Двадцать восьмой президент США. Психологический портрет”. Сами психоисторики влияние фрейдизма не отрицают. Например, Мэзлиш говорил, что психоистория представляет собой “осуществление мечты Зигмунда Фрейда”.³

Как видим, развитие и становление психоистории шло под стойким влиянием фрейдизма, хотя уже в XIX – начале ХХ века начали появляться исследования близкие по содержанию и частично по методологии современным психоисторическим монографиям.

Именно тогда были заложены основы такого направления в современной психоистории как история детства: например, в 1899 году в Нью-Йорке вышло исследование Э. М. Орл “Детская жизнь в колониальный период”, в 1896 У. Прйджэра “Ум ребенка”, в 1839 году – Г.Ф. Моста – “Человек в первые годы его существования”, в 1894 – Х. Скаддэра “Детство в литературе и искусстве”, в 1907 году в Лондоне увидела свет монография Дж. Бэдфорда “Английские дети в древности”, в 1917 году Ч.Л. Пауэлла “Английские домашние отношения в 1487 – 1663 годах”, в 1918 – Г.Г. Каултона “Социальная жизнь в Британии”. Самые ранние подобные исследования выходили в Германии, но она позднее утратила первенство в протопсихоисторических исследованиях, уступив его США и Великобритании. Но еще не одну из них нельзя рассматривать как психоисторическую во всех отношениях.⁴

В 1920-е годы на Западе появляются статьи, написанные с приложением концепций психоанализа к истории.

Например, в 1922 году в американском научном журнале “Психиатрическое обозрение” вышла небольшая работа Р.В. Хэрлоу “Психологическое исследование Сэмуэла Адамза”.⁵ Именно от него, на наш взгляд, можно начинать психоисторическое исследование революций. Продолжалось изучение истории детства – в этом направлении действовали О. Крисман⁶, С. Левин.⁷

Несколько позднее, в 1930-годы, круг тем и количество исследований по данной проблематике значительно возрастает. Отметим, что тогда метод психоанализа использовался историками, как правило, при работе над сочинениями биографического жанра. Его отсутствие рассматривали как фактор, который может привести к тому, что исследование будет неполным и односторонним.⁸

Однако, в те годы наметилась тенденция к использованию рассматриваемой нами методологии при работе над современными историческими феноменами, главным образом немецким фашизмом в его национал – социалистической форме и присущем ему антисемитизмом.

В 1930-е годы единого центра психоисторических исследований еще не существовало и они велись в различных государствах. Первенство на данном этапе принадлежало Германии⁹; большинство работ, которые мы можем интерпретировать как психоисторические вышло на немецком языке. Это следует объяснять близостью Германии к главному историческому центру психоанализа – германоязычной Австрии. Что касается монографий и статей на английском языке, вышедших в 1930-е годы, то подавляющее большинство из них увидели свет в Соединенных Штатах Америки.¹⁰

В 1930-е годы шло параллельно и изучение с позиций пока еще формирующегося психоисторического подхода проблем соотношения культуры и развития личности¹¹, человека и его места в обществе¹², ребенка и государства¹³ истории воспитания детей и семьи в Англии¹⁴ и других государствах.¹⁵

Ситуация координальным образом изменяется в 1940-е годы.

Центр психоисторических исследований из, потерпевшей поражение в войне и занятой решением своих внутренних политических и экономических проблем, Германии перемещается в более благополучные и пригодные для ведения активной научной и исследовательской деятельности США.

Именно тогда были заложены основные направления психоисторических исследований. Таковых оказалось три: изучение национального характера Г. Горэром методом психоанализа и как следствие выяснение особенностей исторического развития тех тли иных наций¹⁶; исследование истории революционного движения Г. Быковским по средством методов психоанализа и психиатрии¹⁷; изучение истории детства Э. Эриксоном как среды формирующей роль и место последующих поколений в историческом процессе.¹⁸

В том же направлении или смежных с ним областях, что и Эрик Эриксон, вели свои исследования и другие ученые, а именно – П. Хaзард¹⁹, Г. Хоул²⁰, А. Кан²¹, Б. Рус.²²

Окончательное оформление данного направление в исторической науке имело место в 1950-е годы. В 1950-е годы выходит книги Эрика Эриксона “Детство и общество” (1950 год), “Молодой Лютер” (1958 год).²³ В этом исследовании, по словам Б. Мэзлиша, присутствует психоистория в ее “современной форме”.²⁴ В этих книгах были заложены основы применения психоисторических методов для исследования истории религии. В “Детстве и обществе” Эрик Эриксон продолжил, начатое раннее исследование детства и его роли в развитии исторического процесса с психоисторических позиций. Именно Эриксона можно назвать основоположником психоистории как независимой научной дисциплины.

Особым самостоятельным направлением в развитии психоистории в 1950-е годы стало складывание специальных тем, по которым начинает выходить большое количество статей и монографий. К их числу относилась и психоисторическая интерпретация политического и исторического процесса. В сфере авторских интересов Г. Быковского, Дж. Тэлмона, Г.Гилбэрта, И. Шилза²⁵ оказывается соотношение психического состояния с политическими, главным образом, недемократическими, авторитарными, политическими режимами. Помимо этого, психоисторики активизируют свои изыскания в области истории революций. Об этом говорит вышедшая в 1955 году статья Ч. Клиджэрмэна “Характер Жан-Жака Руссо”.²⁶

Тогда же, в 1950-е годы, шло становление методологических основ психоистории, например, появилась работа У. Лэнгэра, которая называлась “Ближайшая задача”. В ней была означена необходимость историков в овладении методикой психоанализа.²⁷ В 1960-е годы тон в психоисторических исследованиях по-прежнему задает еще Эрик Эриксон. Выходят его исследования “Детство и общество” (первое издание появилось в 1950 году), “Вера Ганди” (1969 год), “Инсайт и ответственность” (1969 год).²⁸

В это время в исследованиях Л. Фойэра, Р. Уэлдэра главной темой становятся теоретические проблемы революции.²⁹ В. Волфэнстэйн подвергает психоисторическому анализу проблемы лидерства.³⁰ Т. Левин опираясь на психоисторические концепции занимается анализом социальных изменений в истории.³¹ Р. Лифтон предпринимает попытку в категориях психоисторической науки показать становление и развитие обществ и государств тоталитарного типа.³² Е. Вебер и Б. Смит (Смис) сосредотачивают свои усилия по формированию психоисторической концепции истории германского варианта фашизма – национал-социализма.³³ Б. Мэзлиш предпринимает попытку обосновать необходимость применения психоистории при изучении групповой психологии и социальных проблем современной истории.³⁴

Многие историки в этот период по – прежнему сосредотачивают свое внимание на истории революций. В центе исследований В. Блэнчарда лежит роль Ж-Ж Руссо в Великой французской революции.³⁵ Р.Г. Хэррис создает новый, психоисторический, образ деятеля первой американской революции – Томаса Джефферсона.³⁶ Дж. Лаврин предпринимает попытку применить психоисторию при изучении революционного движения в России – в 1966 году появляется его статья “Бакунин”.³⁷

Ф. Вэйнстэйн и Г. Плэтт выступили с монографией, посвященной такой проблеме человеческой психологии, как стремление к свободе.³⁸ П. Ковэрэй, Ф. Эриз и С. Эрменз анализировал различные образы детства и семьи.³⁹ Г. Эвэри рассматривал отношения к детям в ХIХ столетии.⁴⁰ Ф. Дэртон анализировал развитие детской литературы в Англии⁴¹, а К. Холлидэй – жизнь и положение женщин в колониальной Америке.⁴²

Однако подлинным расцветом психоистории мы можем считать 1970-е года. Именно тогда вышло наибольшее количество исследований – монографий и статей – по психоисторической проблематике. В 1976 году в Нью-Йорке под редакцией Г. Крэна и Л. Раппопорта выходит коллективное теоретическое исследование “Разнообразия психоистории”.⁴³

В 1970-е годы в Америке появляются специализированные журналы. В 1972 и 1973 годах начинают выходить журналы посвященные специально психоистории – “Журнал психоистории” (The Journal of Psychohistory), “Психоисторическое обозрение” (Psychohistory Review), “Ежеквартальный журнал по истории детства” (History of Childhood Quarterly). Среди всех периодических изданий связанных с данным методом наиболее авторитетным является “Журнал психоистории” (выходящий в США, в Нью-Йорке и редактируемый Лолйдом де Мозом), который предлагает “психологический взгляд на мировые, минувшие и настоящие, события”. Авторы журнала считают необходимым выяснить связь между личными отношениями людей с их ролью в социальной, экономической и политической жизни общества. Наиболее часто поднимаемая в журнале проблематика сводится к следующему – история детства, истоки войны и насилия в психических травмах раннего детства, война в Персидском заливе – вид психического расстройства, проблемы американской истории, наказание детей и их свзь с политическими отношениями, холокост и история детства в Германии.

Помимо периодических изданий, которые объединяют психоисториков, на Западе возникли и специализированные психоисторические научные организации. Самой крупной из них можно назвать Международную психоисторическую ассоциацию. Деятельност МПА связана, главным образом, с проведением исследовательских проектов, которые условно можно разделить на три группы: 1) проекты имеющие отношение к истории детства (изучение истории воспитания детей и развития семьи); 2) проекты, относящиеся к психобиографии (стремление “понять индивидуума в истории и выяснить мотивы его действий”); 3) проекты, направленные на изучение групповой психоистории (а именно – мотивов деятельности больших групп в истории, так как “они, подобно индивидам, подвержены развитию под влиянием эмоций и фантазий”).

О динамике развития психоистории в 1960 – 1980-е годы позволяет судить журнал The Journal of Psychohistory, который показывает все разнообразие тем и проблем, изучением которых занималась на том этапе психоистория: Н.М. Тэриот⁴⁴ рассматривала психосаматические болезни в истории; В. Нидэрлэнд⁴⁵ с психоисторических позиций анализировал доренессансовый образ мира и открытие Америки; Р. Годвин⁴⁶ изучал развитие консерватизма в США; Л. Поттс⁴⁷ и Д. Вотэрз⁴⁸ обратились к американской революции; психоисторическая интерпретиация истории антисемитизма представлена в статьях Д.Крэна и С. Роземанна⁴⁹; объектами исследования стали и такие американские президенты как Джими Картер и Джордж Буш⁵⁰; английский король Карл Первый оказался в центре внимания Ч. Кэрлтона⁵¹; особенности детства в период Средних Веков рассматривали Д. Эбрэхэмз, Ф. Бэрон, Д. Бэнкэр, Л. Диметр, Р. Френкен, И. Форис, М. Гудич, Р. Трэкслер⁵²; в психоисторическом ключе исследовали и историю христианства – Д. Этлэс и Д. Блис рассматривали проблему мученичества, М. Кэррол – “психоаналитически исследовала раннее христианство”, а Л. Ханкофф сосредоточил свое внимание на первых веках христиантства.⁵³

Лидером и главным теоретиком психоистории в 1970-е годы стал Ллойд де Моз. Он способствовал росту влияния психоистории, создав ряд обобщающих исследований среди которых: “Психоистория и психотерапия”, “Эволюция детства”, “Формирование американской личности”, “Новая наука” … Как видим, круг его интересов очень широк. Среди его работ немало тех, которые посвящены методологическим аспектам психоистории, он разрабатывает и ставшую уже традиционной для психоистории тему истории детства, де Моз не оставил без внимания и изучения американской истории по средством психоисторической методологии. Кроме этого научные изыскания де Моза способствуют и междисциплинарному синтезу, так как де Моз сделал немало для взаимопроникновения истории, психиатрии, психоанализа и психологии.⁵⁴

В 1970-е годы мы наблюдаем процесс не только накопления психоисторических знаний, но и формировании методологии данной науки. П. Монако рассматривал соотношение психоистории с другими отраслями научного знания. Его интересовало: является ли психоистория независимой наукой или же нет.⁵⁵ Ф. Мэнуэл поднял вопрос о том, когда следует использовать методы психологии в исторических исследованиях и, когда их применение может иметь негативные последствия.⁵⁶ Ф. И. Мэнуэл,⁵⁷ Р. Шёнвалд,⁵⁸ Р. Бинион⁵⁹, П. Лёвенберг⁶⁰ анализировали применение психологии в истории, положительные и отрицательные моменты данного подхода.

Рассмотрение традиционной истории в связи с психоисторией мы находим в статье С. Крэна с характерным названием “Клио и Психе”.⁶¹ Х.У. Лаутон⁶² посвятил одну из своих работ перспективам развития психоистории, а Дж. Соммэрвилл – изучению истории детства и юности.⁶³ Р. Шонвальд и Р. Бинион показали перспективность использования психоисторических методов в истории. П. Ловенберг пытался ответить на вопрос “зачем историкам и социологам необходим психоанализ?”. Кроме этого в 1973 году вышла работа Ф. Вэйнстэйна “Психоаналитическая социология”.⁶⁴

Б. Мэзлиш пытался найти наиболее приемлемую дефиницию для определения психоистории как науки, пытаясь связать ее с современным ему состоянием науки.⁶⁵

Однако, не все психоисторики имели такие радужные настроения в отношении своей деятельности: в работе Ф. Вэйнстэйна, например, звучат скептические нотки, и именно поэтому он рассматривает перспективы вероятного методологического и исследовательского кризиса в рамках психоистории. Им была так же предпринята попытка соотнести психологию и социологию.⁶⁶

Американские психоисторики М. Рэджай, Волфэнстэйн, Б. Мэзлиш, Б. Салэрт и другие внесли свой вклад в становление теоретических психоисторических исследований революции, революционного процесса и революционной личности. Дж. Даутон, И. Мэтвин, Л. Хотт изучали проблему лидерства опираясь на психоанализ. В 1970-е годы по – прежнему немало было сделано и для изучения истории детства, как базы психоисторических исследований. В этом направлении работали такие историки как С. Радолф, Л. де Моз и другие.⁶⁷

Кроме этого было продолжено и изучение целого комплекса проблем, связанных с историей брака, семьи и секса в ее рамках. Например, английский историк Л. Стоун проанализировал в своей монографии развитие данных явлений в Англии в период между 1500 и 1800 годами.⁶⁸

Г. Айзэнбэрг предпринял попытку соотнести по различным аспектам психоисторию и интеллектуальную историю.⁶⁹

В 1970-е годы продолжилось изучение истории и идеологии немецкого фашизма, в рамках которого было много сделано для выяснения ролей в функционировании НСДАП отдельных нацистских лидеров. В данном направлении работали такие американские и европейские ученые как Х. Диккс, Б. Смит, Р. Вайт, Р. Бинион, П. Лёвенберг). Все их исследования написаны с применением методов психоистории и психоанализа.⁷⁰

Психоисторик Лёвенберг пытался систематизировать перспективы изучения германской истории с психоисторических позиций.⁷¹

Шло изучение истории американской⁷², французской⁷³ и русской⁷⁴ революций путем психоисторического анализа как ее отдельных деятелей, так и всего хода в целом; в монографиях и статях данного периода широко представлены не только конкретно исторические аспекты, но и теоретическая проблематика.⁷⁵

С. Домхофф продолжил деятельность Эрика Эриксона по изучению деятельности и теологии Мартина Лютера в психоисторическом ключе. В связи с эти можно упомянуть хотя и небольшое, но вместе с тем и фундаментольное исследование “Два Лютера: традиционное и еретическое во фрейдистской психологии”.⁷⁶ В 1980-е годы продолжилось изучение нацизма с психоисторических позиций.⁷⁷

Такова в самых общих чертах эволюция психоисторического направления в современной историографии. Особых успехов оно достигло в США, где существует Институт психоистории, выходят специализированные журналы, появляются исследования. После этого мы можем обратиться к проблеме, что собственно представляет собой психоистория и каковы результаты исследований психоисториков по отдельным проблемам истории.

Что же представляет собой психоистория?

По словам Ллойда де Моза, она является наукой об “исторической мотивации”, которая основана на “антихолистической философии методологического индивидуализма” и ставит перед собой цель объяснения действий “индивидов в исторических группах”. В качестве методологической основы психоистории де Моз определяет психоанализ. При этом он указывает на то, что психоистория является сравнительной научной дисциплиной, несвязанной с какими – либо конкретными историческими периодами. Де Моз считает, что психоисторики могут использовать методы других наук для “установления реальной последовательности исторических событий”. Рассматривая методы психоисториков, ученый отмечает, что они состоят в следующем: на первом месте, бесспорно, стоит изучение исторических источников (де Моз определяет их как “исторические документы”), во – вторых, психоисторик должен использовать опыт своей “клинической практики”. В заключении следует принимать во внимание “собственный эмоциональный опыт”. Де Моз пишет: “невозможно что – то открыть “вне”, пока не прочувствуешь это “внутри” ”. Исследователь считает, что это позволит “найти причины мотивационных моделей в ранних событиях жизни личности и их реструктурирование в группе взрослых”.⁷⁸

Другой американский психоисторик П. Левенберг интерпретировал психоисторию как один из новых методов исторического исследования, который использует несколько научных приемов, а именно: исторический анализ, модели социальных наук, “гуманитарную чувствительность”, психодинамические теории и клинические методы психиатрии. При этом перед историком стоит цель: “выработать более полный взгляд на человеческое прошлое”.⁷⁹

Еще один психоисторик Б. Мэзлиш предпологал, что психоисторию следует называть “психосоциальной истории”, рассматривая ее как одну из основных составных частей социальной истории.⁸⁰

Э. Эриксон определял психоисторию как изучение истории, которое опирается на комбинированные методы психоанализа и истории. Р. Бинион указывал, что под ней следует понимать “осмысление истории через мотивы, а мотивов через историю”.⁸¹

Доказывая самостооятельность психоистории, де Моз подвергает критике другие исторические науки. Например, он утверждает, что исследования историков носят часто очень узкий специальный характер, не опираясь на какие – либо определенные теории. Де Моз пишет: “историков воспитывают на уникальности любого исторического явления, современные историки в лучшем случае изложат политические события, потом экономические, а после их сопоставления заключат, что это и есть теория”. Историки обвиняются им в том, что “после указания на некоторые проблемы, они не пытаются их объяснить”. Отметим, что этим он не ограничивается. Тех, кто занимается написанием биографий политических деятелей, он называет “наихудшими из лжесвидетелей”. Исторических социологов он обвиняет в недостаточном изучении семьи прошлого, историкам литературы он приписывает то, что они путают “книги с жизнью”. В противовес этому он доказывает всю перспективность психоисторической науки, которая, на его взгляд, способна выяснить причины многих исторических явлений.⁸²

Другим гуманитарным наукам де Моз приписывает то, что они погрязли в “холистических заблуждениях”, самым опасным из которых является восприятие группы как некой сущности, “стоящей выше составляющих её индивидов”. Неприемлема для него и социология, как парсоновская так и марксистская, поскольку они, по его мнению, рассматривают социальное как материальное, то есть существующее вне индивида. Антропологов он обвиняет в том, что они оторвали “культуру” от “личности”.⁸³

Похожую точку зрения мы находим в работах и других психоисториков. Например, Р. Берингер указывал на такую слабость историков – “традиционалистов”: они, согласно его концепции, не могли объяснять иррациональное.⁸⁴

Вместо этого в психоистории мы наблюдаем господство принципа “методологического индивидуализма”, который, согласно теории де Моза, позволяет объяснить групповые процессы с опорой, во – первых, на психологические законы, которые объясняют “мотивацию и поведение индивида”, и, во – вторых, “текущую историческую ситуацию в физическом смысле”, которая, по мнению исследователя, является результатом “предыдущих мотивов через поступки повлиявших на материальную действительность”.⁸⁵

Развивая свои идеи о необходимости применения психоистории, де Моз указывает на то, что она может стать “новой парадигмой истории”. Ее достоинства он видит в том, что она сможет помочь историков понять почему “определенные события произошли именно тогда, а не в другое время”. Главной сферой применения психоисторических методов де Моз считает изучение всякого рода “иррациональных явлений”, например, религиозных движений.⁸⁶

Помимо этого де Моз выдвигает ряд требований к историку, в соответствии с которыми следует применять психоисторический метод. Первое, на что указывает исследователь – это то, что психоисторическое исследование должно быть сравнительным, где автор стремиться к установлению закономерностей. Второе, что бросается в глаза в концепции де Моза – это то, что он отрицает абсолютность каких – либо теорий и признает из взаимосменяемость: “психоистория продвигается вперед благодаря открытию новых парадигм и попыткам их опровергнуть”,⁸⁷ - вот слова самого де Моза по этому поводу.

Психоистория, по мнению де Моза – это наука со своим понятийным аппаратом. Например, он считает, что не следует употреблять и использовать такие термины как “общество”, “культура”, “государство”, “социальная структура”, “власть”, так как они холистичны – вместо них он предлагает такие как “группа”, “личность”, “правительство”, “групповая фантазия” и “сила”.⁸⁸

Отметим, что не все психоисторики рассматривая методологическую основу своей науки отдают приоритет методам которые принадлежат сугубо психоанализу. Среди них существуют и те, которые указывают на необходимость применения методов и традиционной исторической науки. Например, Ч. Джонсон указывал на то, что заключения основанные на чисто психоисторических методах следует увязывать с социальной системой, иначе это приведет к необъективным выводам.⁸⁹

При этом приоритет все же отдается не этим методам: политические институты, классовая борьба, социальные процессы, роль экономического фактора в глазах психоисториков не несут в себе особой важности и не являются самоценностью, обращение к которой в ходе научного анализа просто необходимо.

Психоистория предпринимает попытку соединить методы чистого психоанализа с методологией других гуманитарных наук. Например, еще Э. Фромм комбинирует социальную борьбу с биологическими (психическими) особенностями. В своем исследовании “Анатомия человеческой диструктивности” он писал: “… стремление к свободе есть биологоическая реакция человеческого организма … история человечества в действительности является историей борьбы за свободу … это история революций”.⁹⁰ Очень много психоистория сделала для изучения ряда конкретных исторических проблем, на чем мы несколько подробнее остановимся ниже.

Рассматривая историю США, исследователь указывает на то, что Америка явилась результатом “психологического видообразования”. История США стала, по его словам, “обособлением от предковой в психологическом отношении нации новой группы путем эволюции детства”.⁹¹

Очень много психоистория сделала для изучения революций.

Истоки психоисторической концепции изучения революции мы можем найти в работе И. Тэна вышедшей в России в 1907 году. Он трактовал Великую Французскую буржуазную революцию как бунт черни, а их лидеры показаны им как люди психически ненормальные помешанные на отвлеченных, абстрактных идеях.⁹²

В. Блэнчард пытался приложить уже более конкретный и сетко выраженный психоисторический метод к исследованию Великой французской буржуазной революции. Он предположил, что влияние на ход революции идей Руссо следует объяснять его детскими годами, когда у будущего философа якобы сформировался садо-мазохистский комплекс. В. Блэнчард объясняет особенности деятельности Руссо тем, что между им и его отцом наблюдалась взаимная “амбивалентность чувств отца и сына”. Руссоистские идеи необходимости изменения существующего порядка он мотивировал желанием добиться справедливости лишь для себя через проекции на угнетаемые классы своих детских переживаний.⁹³

Г. Быковски применяя психоисторические методы объяснял политическую деятельность Робеспьера так: все репрессии, которые обрушили на своих врагов якобинцы – это результата ненависти Робеспьера к своему отцу и детства, полного различных лишений.⁹⁴

Ч. Клигермэн пошел еще дальше: в одной из его работ Руссо – это параноик, отличительной чертой которого была психическая слабость, определявшая при этом характер всей его деятельности. И. Мэлкин (Малкин) классифицирует его теорию общественного договора как типичный пример параноидальной личности. Элементы параноидальности объявляются преобладающими в деятельности таких деятелей европейских буржуазных революций, как Робеспьер, Сен – Жюст, Кромвэлл. Дж. Тэлмон пытался объяснить Великую французскую буржуазную революцию как период “большого стресса и массового психоза”.⁹⁵

Применить методы психологии и психиатрии в изучении революций предпринимались в США еще в 1920-е годы. Например, в 1922 году увидела свет статья Р. Хэрлоу “Психологическое исследование Сэмуэла Адамза”. Он связывал деятельность Адамза с присущими ему психологическими комплексами. Историк считал, что при изучении Американской революции следует выделять побудительные мотивы отдельных ее деятелей. При этом, антианглийские действия показаны им как прямые следствия воздействия этих побудительных мотивов. Р. Хэрлоу, как и другие психоисторики, преувеличивал роль личности в революционном процессе. Согласно его концепции, “история революции показывает, как группа людей во главе с Адамзом могли повергнуть целую провинцию в ярость настолько, что она утратила возможность рационально реагировать на важнейшие проблемы … более того триумф Адамза говорит о том, что объективные основания для недовольства не являются наиболее существенными в революционном процессе”. Кроме этого историк попытался связать антианглийскую деятельность Адамза с якобы существовавшим у него комплекса неполноценности. Процесс формирования политических убеждений будущего революционера Р. Хэрлоу связывает с догматическим характером его матери и отрицателым отношением отца к исполнительной власти.⁹⁶

Однако это попытка была несмелой и робкой. Поэтому независимого и полноценного психоисторического направления тогда не сложилось.

Де Моз высказывает предположение, что американская революция имеет не только экономические, но и психологические корни. Он указывает, на то, что в исторических источниках периода революции очень часто экономические мотивы почти не присутствуют. Де Моз в связи с этим пишет: “очень неправдоподобным представляется то, что тысячи американцев схватились за оружие, чтобы не платить грошовый налог в английскую казну”. В противовес этому он выдвигает следующую теорию: во – первых, революция стала результатом групповой фантазии; во – вторых, это был “психотический групповой процесс”; в – третьих, де Моз отметил его сходство с религиозными процессами типа Великого Пробуждения.⁹⁷

В отношении такого факта как “Бостонское чаепитие”, де Моз трактует его, используя методы психоанализа: в нем он видит символические отношения между матерью (Англия) и ребенком (колонии), которые проявлялись через кормление.⁹⁸

В целом, Американскую революцию и войну за независимость де Моз трактует как историческое событие, способное показать роль того психогенетического закона, который гласит, что история является “последним пристанищем, куда мы загоняем свои детские травмы”.⁹⁹

Истоки революционности будущих американских лидеров Войны за независимость психоисторики, руководствуясь утверждением де Моза “психоистория есть история детства”, находят в детских годах, например, Джорджа Вашингтона. В связи с этим интересные наблюдения мы находим у Б. Мэзлиша. Он в своем исследовании “Лидерство в американской революции” указал на ряд фактов: отец Джорджа Вашингтона, Августин, потерял отца в три года, а мать – в семь лет; мать Вашингтона, Мария, потеряла отца в три года, а мать – в 12 лет. Что касается самого Дж. Вашингтона, то он потерял отца в 11 лет. Именно этим в американской психоистории объясняетяся тяга Вашингтона к независимости не только для себя, но и политической независимости для колоний от Англии.¹⁰⁰

В психоисторических трактовках Американской революции присутствует тенденция к лишению ее социальной составляющей. Психоисторики (Э. Бэрроуз, М. Уэллэси, Б. Мэзлиш) предпринимают попытку показать ее как революцию особого типа, которая в отличии от европейских была вызвана не столько экономическими, социальными и политическими причинами, сколько изменением психической ситуации в обществе.¹⁰¹

В целом психоисторическая концепция Американской революции может быть нами сведена к следующему: 1. зависимость колоний от Англии рассматривалась колонистами как семейная зависимость детей от родителей; 2. на определенных этапах развития английских колоний в Северной Америке стимулировалось развитие отношений основанных на покорности, поэтому верность Лондону часто рассматривалась как послушание перед родителями; 3. однако, образы колоний и метрополии никогда не были статичными и постепенно изменялись в сознании колонистов; 4. со временем образ колоний как ребенка трансформировался в новый образ – образ колонии-юноши, что привело к тому, что борьба с британским контролем стала рассматриваться как особая форма конфликта отца с сыном; 5. это привело к тому, что колонисты стали больше внимания уделять вопросам своей автономии от Лондона ( а. параллельно шло накопление негативных эмоций в отношении Англии; б. проявлением этих эмоций стала Война за Независимость); 6. однако не все колонисты были в состоянии разорвать психологическую от Англии и поэтому они остались ей лояльными; 7. англичане же смотрели на свою страну как на мать, а на колонистов как на братьев, поэтому их борьба казалась им ее оскорблением.

Американские психоисторики неоднократно предпринимали попытки изобразить эту революцию как эталон развития революционного процесса вообще. Вот почему главное, что они видели в Американской революции – это ее огромное положительное воздействие на общество и экономику.

Видное место, как мы показали уже выше, в исследованиях революций как исторических феноменов занимает изучений революций, в том числе и русских. Историк А. Улам, например, рассматривал русскую революцию как результат особого психологического опыта русских политических деятелей.¹⁰²

Особый интерес представляет психоисторическая интерпретация русского революционного народничества. Например, один из наиболее авторитетных психоисториков Л. Фойэр утверждал, что Россия времени народнического движения жила в мире тирании и отсталости. Народническое движение показано им как вообще бессознательное. Хождения в народ, согласно его концепции, это проявления особой доминанты влечения к массам. Американский автор описал это очень просто: “родители запрещали им (будущим народникам) играть с детьми из народа”, - якобы поэтому их действия имели именно известный нам характер.¹⁰³

Дж. Лаврин предпринял во многом неудачную попытку рассмотреть русское революционное движение ХIХ века опираясь на психоисторический подход. Например, деятельность Бакунина он объясняет “недисциплинированной энергией импотента”.¹⁰⁴

В. Волфэнстэйн попытался показать революцию в России как последствие личностного конфликта между В.И. Лениным и его отцом. Причем образ последнего он видел, якобы, в царе, на которого проецировал все свои негативные фантазии.¹⁰⁵

К числу слабых черт психоисторических трактовок истории русского революционного процесса мы можем отнести и то, что они преувиличивают роль личности в ходе революционных событий. Однако, этим они не ограничиваются. Сосредотачивая свое основное внимание на каком – либо деятеле, на определенном революционере из его характера псизхоисториков привлекают лишь те черты при объяснении которых возможно применение психоанализа.

Психоисторики не ограничиваются лишь тем, что применяют свои методы для анализа совершенно конкретных революций. Важное место в их творчестве занимает выяснение общих закономерностей развития революционного процесса и попытки дать его типологию, которая базировалась бы на психоисторических методах исследования.

Ю. Метвин и Р. Уэлдэр разделяли революции на спонтанные и планируемые. Причем события октября 1917 года он относил ко второму типу.¹⁰⁶

В. Волфэнстэйн считал, что истоки революций могут быть найдены в революционности отдельных человеческих личностей, которые не могут справиться с собственными эдиповыми комплексами.¹⁰⁷

Л. Фойэр в своем анализе революций превратил психологические и психо – этические мотивы в их главные движущие силы оторвав революцию от всех социально – экономических и политических процессов, которые имеют место в любом обществе.¹⁰⁸

Такие представители психоистории как Р. Хотт утверждали, что ряд революций, а именно: Американская, Великая французская и Октябрьская, стали свидетельством наличия в обществе потенциала насилия и враждебности.¹⁰⁹

Т. Левин подводил итог подобным размышлениям исследователей таким образом: “традиционное подозрение в социальных реформаторах способа разрушения власти политической элиты находится в тесной взаимосвязи с психоаналитической склонностью рассматривать деятельность в ее связи с невротическими нуждами”.¹¹⁰

Помимо этого психоисторики пытаются дать типологию и свое определение феномену революции. Например, Дж. Плэтт подчеркивал, что под революцией, на его взгляд, следует понимать “борьбу за принципы организации общества или организующие принципы какой – либо подсекции общества”. Им выделялось два типа революции: прогрессивный и регрессивный. К первому типу он относил, например, английскую буржуазную революцию, ко второму – нацистскую, приход к власти в Германии Адольфа Гитлера. В качестве критерия, который позволил ему выделить эти типы он использовал традиции: если революция в своем поступательном развитиии руководствуется традициями, то она регрессивна; если же – нет, если она создает что – либо новое, то ее характер вне всякого сомнения прогрессивный. При этом в концепции Плэтта все же преобладают психоисторические методологические элементы – вот почему он призывает изучать революции отталкиваясь в первую очередь от агрессивных импульсов отдельных индивидов, освобожденных от каких бы то ни было моральных ограничений.¹¹¹

В психоисторических концепциях революций есть и рациональные моменты. Например, Ф. Помпэр совершенно справедливо указывает на то, что многие революции, главным образом те, характер которых можно интерпретировать как социальный не смогут привести к улучшению биологического и психологического состояния человека.¹¹²

В общем плане рассматриваемое направление исторической науки интерпретирует революции как феномены, которые развивались в историко – социальном аспекте. При этом психоисторики склоняются к тому, что революции несут в себе много разрушительного являясь по существу деструктивными явлениями. Для них предпочтительнее эволюция, нежели революция.¹¹³

Кроме революций психоисторики рассматривают как особые исторические феномены и войны.

Например, Фойэр пытался приложить психоисторизм к анализу истоков первой мировой войны. Факт убийства Гаврилой Принципом австрийского эрцгерцога Фердинанда он объясняет наличием у первого ярко выраженного, очень стойкого и сильного эдипова комплекса; его сербский национализм и борьба с Австро – Венгрией трактуется как ненависть к отцу. Поэтому, выстрел в Сараево, вызвавший первую мировую войну, согласно логике американского психоисторика, это не что иное, как акт воображаемого убийства отца.¹¹⁴

Значительное применение психоисторические методы, на наш взгляд, могут и должны найти свое применение в изучении истории религии, например, протестантизма. Известно что, Великое пробуждение XVIII века де Моз интерпретирует как “групповую фантазию возвращения в чрево”. Именно этим он объясняет такие исторические феномены, как создание новых протестантских сект, религиозный фанатизм и развитие института проповедничества.¹¹⁵

Психоисторические концепции получили свое развитие в творчестве Эриха Фромма и Эрика Эриксона.

Эрик Эриксон пытался объяснить феномен фашизма незрелостью немецкой духовной жизни, что привело к конфликтам психологического характера в молодежной среде, которые выражались в форме различных страхов. При этом Эриксон указал на связь фашизма с психологическим состоянием семейного человека, так как Гитлер очень часто в своих выступлениях применял лексику, имеющую отношение к семье. Историк затронул и психологическую раздвоенность Германии, что, согласно его концепции, способствовало установлению нацистской диктатуры. Под данной раздвоенностью им понималось наличие в Германии двух крупных религиозных конфессий: католицизма и протестантизма; ее притяженностью как к центрам западной демократии так и восточного деспотизма; в интенсивном влиянии соседей в силу отсутствия естественных границ и проблемы национального сохранения.¹¹⁶

Психоистория не смогла не рассмотреть и особенности хода исторического процесса. Де Моз высказал интересное предположение, что главная причина всех исторических изменений – психогенез и смена стилей воспитания детей. Причем, он совершенно верно отрицает и отвергает однородность исторических процессов, выделяя в них регрессивно – прогрессивные процессы. В качестве факторов, которые влияют на ход исторического процесса, а именно – биологические различая, всевозможные случайности, эмиграции и миграции, культурные контакты, материальные условия, войны и т.п.¹¹⁷

Де Моз пошел и на переоценку социальной проблематики, которая находиться в сфере интересов историков. Например, он отходит от традиционного определения социальной структуры и начинает интерпретировать ее как “разделение больших групп на малые группы представители”. Причем этим группам он приписывает не определенные социальные функции, а выполнение некоторых ролей в групповой фантазии общества. Де Моз идет в этой области дальше. Например, такой социальный институт как Церковь превращен им в “групповую фантазию зависимости”, армия – в фантазию рождения, капитализм – в фантазию контроля, революция – в фантазию антизависимости, школа – в фантазию унижения.¹¹⁸

Вместо социальных групп и классов в качестве главных участников исторического процесса в исследовании де Моза действуют психоклассы. Под ним он понимает группы индивидов со сходным воспитанием в детстве. Разные психоклассы применяют различные способы групповой защиты и могут находиться в состоянии глубокого конфликта друг с другом. Ллойд де Моз предпринял ревизию и традиционно – исторических взглядов на проблему личности и ее роли в истории. Де Моз пишет, что лидер – это “личность, способная стать объектом противоречивых проективных идентификаций групповой фантазии”.¹¹⁹

После рассмотрения основных проблем псизоистории остановимся на ее оценке в историографии.

Психоисторическое направление вызывало и продолжает вызывать немало споров в историографии. В отечественной исторической науке советского периода оценка психоисторических научных концепций довольно часто была негативной. Немало сделано в этом направлении такими авторами как Б.Г. Могильницкий, Г. К. Гульбин, И. Ю. Николаева и некоторыми другими.

Они рассматривая психоисторические теории отталкивались от того, что они представляют собой “систематическое приложение психоанализа к изучению истории”. Ими не отрицалось то, что психоистория имеет свои собственные исторические методы исследования и развивается достаточно быстрыми темпами. Эти историки разделяют мнение, что психоистория демонстрирует “интеграционистскую” тенденцию к сближению между различными научными дисциплинами. Традиционным утверждением можно признать тезисы и антимарксистском характере психоистории. Б.Г. Могильницким и другими до 1991 года он высказывался неоднократно. Советские историки приписывали приверженцам этого течения в современной исторической науке “отказ от последовательного рассмотрения исторического прошлого”, вследствие чего в их работах они находили вместо “подлинно научного анализа всевозможные спекуляции”, вместо исторического подхода - псевдоисторический.

В зарубежной исторической науке, особенно в американской, единого мнения в отношении психоистории не существует. Например, П.Н. Стирнз еще вначале 1980-х годов высказал точку зрения которая сводилась к тому, что психоистория не является научной дисциплиной в полном смысле этого слова. Она, по его мнению, была лишь еще одним “современным подходом в изучении истории”.¹²⁰ Английский историк Дж. Бэрроклоу признает, что в научных кругах отношение к психоистории на определенных этапах существовало как скептическое, однако он сам высказывается, что использование ее методов необходимо особенно при изучении различных иррациональных явлений и исторических феноменов.¹²¹ Такова в самых общих чертах психоистория – одно из важнейших направлений в современной исторической науке. Психоистория возникла на базе интереса европейского и американского общества к психике и истории человека.

Первые работы подобного плана начинают выходить в Германии, Англии и США. Особую роль в становлении психоистории сыграл психоанализ, теоретические основы которого были заложены З. Фрейдом. Именно фрейдизм стал главным стимулом в развитии психоистории. После этого формируются идейные принципы психоистории – интерес к истории детства; объяснение исторических событий, исходя из этого тезиса; интерес к психике и ко всему иррациональному.

Психоистория сделала много для изучения истории революций, фашизма, религии. Психоистория повлияла на формирование и ряда других направлений современной исторической науке – исторической антропологии и микроистории.

В последние годы интерес к психоистории возник в России, появились переводы работ классиков западной психоистории – Эрика Эриксона и Ллойда Де Моза.

Стали вестись поиски отечественных предшественников психоистории. В качестве первого русского психоисторика называют М.М. Ковалевского – известного российского психиатра.

В целом, данная статья претендует лишь на то, что бы дать самый общий обзор развития психоисторического направления в современной историографии и показать основные направления исследовательской деятельности современных (главным образом, американских) психоисториков.

Отметим и то, что мы считаем эту проблематику неисследованной – она нуждается в дальнейшем изучении. Мы, действительно, не рассмотрели подробно деятельность психоисториков при изучении различных проблем исторического процесса. Особый интерес представляют исследования в области деятельности отдельных психоисториков – Эрика Эриксона, Ллойда Де Моза, Мишеля Фуко (последний в этой статье фактически не представлен). Остается много проблем для изучения отечественной психоистории и психоисторической школы, если такая и существует.

В целом, психоистория является реальностью современной западной историографии и объектом исследования для отечественных историков. Отметим и то, что психоистория предоставляет и определенный интерес для ученых смежных дисциплин, например, психиатрии, которые после краха монополии марксизма на методологию исследования переживают острый кризис. Ознакомление с западными методиками, в том числе и психоисторией, может положительно сказаться на развитии отечественной науки.

 

Литература:

1 Де Моз Л. Психоистория. РнД., 2000.

2 Schulze H. Die Biographie in der Geschichtwissenschaft // Geschichte in Wissenschaft und Unterricht. B. 1978. S. 512.

3 Mazlish B. Reflections of the State of Psychohistory // Psychohistory Review. 1977. Vol. 5. N 4. P. 3.

4 Earle A.M. Child Life in Colonial Days. NY., 1899; Preyer W. The Mind of Child. NY., 1896; Most G.F. Der Mensch in der ersten sieben Lebensjahren. Leipzig, 1839; Scudder H.E. Childhood in Literature and Art. Boston, 1894; Bedford J. English Children in Early Time. L., 1907; Powell Ch. L. English Domestic Relations. 1487 – 1663. NY., 1917; Coulton G.G. Social Life in Britain. Camb., 1918.

5 Harlow R. A Psychological Study of Samuel Adams // Psychoanalytic Review. 1922. N 9. P. 418 – 428.

6 Chrisman O. The Historical Child. Boston, 1920

7 Levin S. Childhood in Exile. NY., 1929.

8 Begler E. Die Biographik Macht der Psycoanalyse Konzessionen // Die Psycoanalitische Bewegung. Bd. 5. 1933.

9 Feller F. Antisemitismus versuch einer Psycoanalitischen Losung der Problems. Berlin, 1930; Fenichel O. Psycoanalyse und Politik // Die Psycoanalitische Bewegung. Bd. 4. 1932.

10 Laswell H. Psychopathology and Politics. Chicago, 1930.

11 Roheim G. The Study of Character Development and the ontogenetic Theory of Culture // Essays presented to G. Seligman. L. 1934.

12 Evans-Pritchard E. The Individual and his Society. NY., 1939.

13 Abbott G. The Child and State: in 2 vols. Chicago, 1938.

14 Bayne-Powell R. The English Child in 18^th century. L., 1939.

15 Caulfield E. The Infant Welfare Movement in the 18^th century. NY., 1931; Goodsell W. A History of Marriage and Family. NY., 1934.

16 Gorer G. American People. NY., 1948.

17 Bychowski G. Oliver Cromwell and the Puritan Revolution // The Journal of Clinical Psychopathology. 1945. Vol. 7.

18 Erikson E. Ego Development and Historical Change // Psychoanalytic Study of Child. 1946. Vol. 2..

19 Hazard P. Books, Children and Men. Boston, 1944.

20 Hole G. English Home-Life. 1450 to 1800. L., 1947.

21 Kuhn A. The Mother’s Role in Childhood. Education: New England Concepts 1830-1860. NH., 1947.

22 Ruth B. Child Rearing in Certain European Countries // American Journal of Orthopsychiatry. N 19. 1949.

23 Erikson E. Childhood and Society. NY., 1959; Item: Young Man Luther. NY., 1958.

24 Mazlish B. Reflections of the State of Psychohistory//Psychohistory Review.1977.Vol. 5. N 4. P. 3.

25 Bychowsky G. Dictatorship and Paranoja // Psychoanalysis and Social Science. NY. 1955; Talmon J. The Origins of Totalitarian Democracy. L., 1955; Gilbert G. The Psychology of Dictatorship. NY., 1950; Shils E. Autoritarianism // Studies in the Scope and Method of Authoritarian Personality. Clencoe. 1954.

26 Kligerman Ch. The Character of Rousseau // Psychoanalytic Quarterly. 1955. Vol. 20.

27 Langer W. The Nеxt Assignm ent // The American Historical Review. 1958. Vol. 63. N 2.

28 Erikson E. Childhood and Society. NY., 1963; Erikson E. Gandi’ s Truth. NY., 1969; Erikson E. Insight and Responsibility. NY., 1969

29 Feuer L. The Conflict of Generations. NY., 1969; Waelder R. Progress and Revolution. NY., 1969.

30 Wolfenstein V. Some Psychological Aspects of Crisis Leadership // Political Leadership in Industrialized Society. NY. 1967.

31 Levin T. Psychoanalysis and Social Change // The Psychoatristic Review. 1967. Vol. 54. N 68.

32 Lifton R. Thought, Reform and Psychology of Totalitarism. NY., 1961.

33 Weber E., Smith B. Varieties of Fascism. NY., 1964; Smith B. Hitler. His Family, Childhood and Youth. Stanford, 1968.

34 (Mazlish B. Group Psychology and Problems of Contemporary History // The Journal of Contemporary History. 1968. Vol. 3. N 2.

35 Blanchard W. Rousseau and the Spirit of Revolt. Michigan, 1967.

36 Harris R.G. Thomas Jefferson: Female Identification // American Image. 1968. Vol. 25. N 4.

37 Lavrin J. Bakhunin // The Russian Review. 1966. Vol. 25. N 2.

38 Weinstein F., Platt G. The Wish to be free. LA., 1969.

39 Coverey P. The Image of Childhood. Baltimore, 1967; Aries Ph. Centuries of Childhood. NY., 1962; Armens S. Archetypes of Family. Seattle, 1962.

40 Avery G. 19^th century Children. L., 1965.

41 Darton F. Children’s Books in England. Camb., 1966.

42 Holliday C. Women’s Life in Colonial America. NY., 1960.

43 Varieties of Psychohistory / ed. by G. Kren, L. Rappoport. NY., 1976.

44 Theriot N. Psychosomatic Illnes in History//The Journal of Psychohistory. Vol.15.Nr 4. P. 461 – 480.

45 Niederland W. The Pre-Renaissance Image of the World // The Journal of Psychohistory. Vol 14. Nr 3. P. 283 – 290.

46 Godwin R. On the Deep Structure of Conservative Ideology // The Journal of Psychohistory. Vol. 20. Nr 3. P. 289 – 304.

47 Potts L.W. Arthur Lee // The Journal of Psychohistory. Vol. 4. Nr 4. P. 513 – 528.

48 Waters J. James Otis // The Journal of Psychohistory. Vol. 1. Nr 1. P. 142 – 150.

49 Kren G. Psycohistory and Holocoust // The Journal of Psychohistory. Vol. 16. Nr 3. P. 409 – 418; Rosemann S. Japanese Anti-Semitism // The Journal of Psychohistory. Vol. 25. Nr 1. P. 2 – 32; Stein H. The Eternal Jew // The Journal of Psychohistory Vol. 22. Nr 1. P. 39 – 58.

50 Dervin D. The Dynamics of the Delegate in Bush’s Presidency // The Journal of Psychohistory. Vol. 20. Nr 2; Kane S. What is the Gulf War Reveals about George Bush’s Childhood // The Journal of Psychohistory. Vol. 20. Nr 2; Hartmann J. Carter and Utopian Group-Fantasy // The Journal of Psychohistory. Vol. 5. Nr 2.

51 Carlton Ch. Towards a Psychobiography of Charles I // The Journal of Psychohistory. Vol. 11. Nr 4.

52 Abrahamse D. Images of Childhood in Early Byzantian Hagiography // The Journal of Psychohistory. Vol. 6. Nr 4; Baron F. Children and Violence in Chaucer’s Canterbury Tales // The Journal of Psychohistory. Vol. 7. Nr 1; Banker J. Mourning a Son // The Journal of Psychohistory. Vol. 3. Nr 3; Demaitre L. The Idea of Childhood in Medical Writings of Middle Ages // The Journal of Psychohistory. Vol. 4. Nr. 4.

53 Atlas J. A psychohistorical view of Crusade Origins // The Journal of Psychohistory. Vol. 17. Nr 4; Binion R. Being, doing, having // The Journal of Psychohistory. Vol. 22. Nr 2; Bliese J. A Motives of the First Crusaders // The Journal of Psychohistory. Vol. 17. Nr 4; Hankoff L. Religious Healing in First-Century Christianity // The Journal of Psychohistory. Vol. 19. Nr 4.

54 Mause L. de Psychohistory and Psychoterapy // HCQ. 1975. Vol. 2. N 3; Mause L. de Evolution of Childhood // Varieties of Psychohistory . NY. 1976; Mause L. de The Formation of American Personality // JP. 1976. Vol. 4. N 1.

55 Monaco P. Psychohistory: Independence or Integration // The Journal of Psychohistory. 1975. Vol. 3. N 1.

56 Manuel F. The Use and Abuse of Psychology in History // Daedalus. 1971. N 100.

57 Manuel F.E. The Use and Abuse of Psychology in History // Daedalus. N 100. 1971.

58 Shoenwald R. The Psychological Study of History // International Book of Historical Studies. Westport. 1979.

59 Binion R. Doing Psychohistory // Journal of Psychohistory. 1978. Vol. 15. N 3.

60 Loewenberg P. Why Psychoanalysis needs social scientists and historians // International Review of Psychoanalysis. 1977. Vol. 4. N 3.

61 Kren C. Clio and Psyche // ViH. NY. 1976.

62 Lawton H.W. Psychohistory: Today and Tomorrow // The Journal of Psychohistory. 1975. Vol. 5. N 3.

63 Sommerville J. Toward a History of Childhood and Youth // The Journal of Interdisciplinary History. 1972. N 3.

64 Weinstein F. Psychoanalytic Sociology. Baltimore, 1973.

65 Mazlish B. What a Psychohistory // Transactions of Royal Historical Society. 5 th series. Vol. 21. L. 1971; Mazlish B. Reflections on the Psychohistory // Psychohistory Review. 1977. Vol. 5. N 4.

66 Weinstein F. The Comming Crisis of Psychohistory // JMH. 1975. Vol. 47. N 2.

67 Rudold S. Adulthood // Adulthood. NY. 1978.

68 Stone L. The Family, Sex and Marriage in England 1500 – 1800. L., 1977.

69 Izenberg G. Psychohistory and Intellectual History // History and Theory. 1975. Vol. 14.

70 Dicks H. Licensed Mass Murder. L., 1972; Smith B. Himler in the Making. Stanford, 1971; Waite R. The Psychopathic God Adolf Hitler. NY., 1977; Binion R. Foam on the Hitler‘s Ware // JMH. Vol. 46. N 3; Binion R. Hitler among Germans. NY., 1975; Loewenberg P. The Psychohistorical Origins of Nazi Youth Moovement // AHR. 1971. Vol. 6. P. 1457 – 1502; Loewenberg P. The Unsuccessful Adolescence of Himler // AHR. 1971. Vol. 76. N 3.

71 Loewenberg P. Psychoanalytic Perspectives in Modern German History // JMH. 1975. Vol.47.N1.

72 Bushman R. On the Uses of Psychology: Conflicted Conclication in Benjamin Franklin // ViH. NY. 1976; Brodie F. Thomas Jefferson. An Intimate History. NY., 1974; Mazlish B. Leadership in the American Revolution // Leadership in American Revolution. Washington. 1974.

73 Malkin E. Reich and Rousseau // American Journal of Psychoanalysis. 1974. Vol.34. N 1.

74 Salert B. Revolutions and Revolutionaries. NY., 1976; Acton E. Alexander Herzen. Cambridge, 1979; Pomper Ph. Sergei Nechaev. NewBrunswick, 1979; Pareira N. The Thoughts and the Teachings of Nikolay Tchernishevskiy. Mouton, 1975; Ulam A. In the name of People. NY., 1977.

75 Downton J. Rebel Leadership. NY., 1973; Metvin E. The Rise of Radicalism. The Social Psychology of Messianic Extremism. NY., 1973; Hott L. Individual Aggression and a Violent Society // American Journal of Psychoanalysis. 1974. Vol.34. N 4; Brown B. Marx, Freud and Critique of Everyday Life toward a Permanent Cultural Revolution. NY., 1973; Rejai M. Leaders of Revolution. L., 1973; Wolfenstein V. The Revolutionary Personality. NY., 1973.

76 Domhoff C. Two Luthers: the traditional and heretical in Freudian Psychology // PR. 1970. Vol. 57. N 1.

77 Weinstein F. The Dynamics of Nazism. NY., 1980.

78 Моз Л. де Психоистория. РнД., 2000. С. 6, 8, 9, 11, 118, 174 – 175, 176.

79 Lewenberg P. Psychohistory // Past Before Us. P. 408, 413.

80 Mazlish B. What is Psycho – History // Transactions of the RHS. L. 1971. Vol. 5. N 4. P. 11.

81 Erikson E. Dimensions of the New Identity. NY., 1974. P. 13; Binion R. Doing Psychohistory // The Journal of Psychohistory. 1978. Vol. 5. N 3. P. 314.

82 Моз Л. де Указ. соч. С.11,15, 112.

83 Там же. С. 175.

84 см. например: Beringer R.E. Historical Analysis. NY., 1979.

85 Моз Л. де Указ. соч. С. 176.

86 Там же. С. 86 – 87.

87 Там же. С. 174.

88 Там же. С. 175.

89 цит.по: Салов В.И. Историзм и современная буржуазная историография. М., 1977. С. 126.

90 Fromm E. The Anatomy of Human Distructiveness. NY., 1974. P. 198 – 199.

91 Моз Л. де Указ.соч. С. 139.

92 см.: Тэн И. Происхождение современной Франции. СПб., 1907.

93 Blanchard W. Rousseau and the Spirit of Revolt: A Psychological Study. Michigan, 1967.

94 Bychowsky G. Dictatorship and Paranoja // Psychoanalysis and Social Science. NY. 1955.

95 Kligerman Ch. The Character of Rousseau // Psychoanalytic Quarterly. 1955. Vol. 20; Malkin E. Reich and Rousseau // The American Journal of Psychoanalysis. 1974. Vol. 74. N 1; Talmon J.L. The Origins of Totalitarian Democracy. L., 1955; Bychowsky G. Oliver Cromwell and Puritan Revolution // The Journal of Clinical Psychopathology. 1945. Vol. 7.

96 Harlow R. A Psychological Study of Samuel Adams // Psychoanalytic Review. 1922. N 9. P. 418 – 428; Idem: Samuel Adams: Promoter of American Revolution. NY., 1975.

97 Моз Л. де Указ. соч. С. 148.

98 Там же. С. 150.

99 Там же. С. 153.

100 Mazlish B. Leadership in American Revolution. P. 127 – 129.

101 Mazlish B. Leadership in American Revolution. P. 116 – 117; Burrows E., Wallacy M. The American Revolution // Perspectives in American History. Harvard. 1972. Vol. 6.

102 Ulam A. In the Name of the People: Prophets and Conspirators in Prerevolutionary Russia. NY., 1977.

103 подробнее см.: Feuer L.S. Generational Upheaval as a Pathological Factor in History // The Youth Revolution. NY. 1974.

104 Lavrin J. Bakunin the Slaw and Rebel // The Russian Review. 1966. Vol. 25. N 2.

105 Wolfenstein V. The Revolutionary Personality. NY., 1973.

106 Waelder R. Progress and Revolution: A Study of the Issues of Our Age. NY., 1967. P. 279.

107 Wolfenstein V. The Revolutionary Personality. NY., 1973; Idem: Some Psychological Aspects of Crisis Leadership // Political Leadership in Industrialized Society. NY. 1967.

108 Feuer L.S. Generational Upheaval as a Pathological Factor in History // The Youth Revolution. NY. 1974.

109 Hott R. Individual Agression and Violent Society // The American Journal of Psychoanalysis. 1974. Vol. 34. N 4. P. 308.

110 Levin T. Psycoanalysis and Social Change // Psycoanalytic and Review. 1967. Vol. 54. N 68. P. 66-76.

111 Platt J. A theory of collective actions // New Direction in Psychohistory. P. 69 – 70.

112 Pomper Ph. The Problems of Naturalistic Psychohistory // History and Theory. 1973. Vol. 12. N 4.

113 см., например, работы К. Кэнистона: Keniston K. Revolution or Conterrrevolution // Explorations in Psychohistory. NY. 1974.

114 Feuer L.S. The Conflict of Generations. NY., 1969. P. 84.

115 Моз Л. де Указ. соч. С.147.

116 Erikson E. Hitler’s Imagery in German Youth // Psychiatry. 1942. Vol. 5. N 4.

117 Моз Л. де Указ. соч.С.178.

118 Там же. С.182.

119 Там же. С. 182.

120 Stearns P.N. Toward a Wider Vision: Trends in Social History // The Past Before Us. Contemporary Historical Writings in the United States. L. 1980. P. 207.

121 Barraclough J. Main Trends in History. L., 1978. P. 66.